Слезы Дочи
Однажды я отвез дочку на Северный Ледовитый океан. Все же Северный Ледовитый
океан, а не паршивое Красное море. Может быть, один раз в жизни и случается.
У вас (ну вот лично у вас) – гарантирую, что не было.
Дорога на вездеходе из Воркуты вела через цветущие кроваво-красными озера, через
бесконечные сопки и речки с изломанными скалами берегами. Гуляя перед первой
ночевкой, мы, завороженные, смотрели на нарты коми-зырян, прекрасно едущие по
тундрово-глеевым почве, а не по снегу; пробирались через стада оленей, смотрящих
на нас блестящими влажными глазами; сбивая дыхалку, поднимались на последнюю
гору Урала.
К океану вездеход не пустили вежливые люди Газпрома. Туристы, заплатившие
неплохие деньги, с пониманием вылезли из машины и побрели вперед 11 километров
во всамоделешной тундре мы почти по пояс проваливались в жидкую грязь, но полные
тетушки только смеялись. А Доча смеялась над тетушками. Все рвались к океану.
Океан оказался обычным – тот же песчаный пляж (не взирая на тундру за спиной
с жидкой грязью), те же ракушки, та же на удивление не очень холодная морская
вода. Все полезли купаться.
После Воркуты у меня оставалось два свободных дня, и мы сошли с поезда в Ярославле,
отправляясь автостопом через Рыбинск в Пошехонье.
—Как вам помочь? Ну блин, как вам помочь, - настойчиво спрашивала симпатюшка-девушка
за рулем, тряся меня за руку.
Я молчал.
В комете до Рыбинска соседняя бабка восторженно кричала: да ты посмотри, какие
вокруг проплывающие берега!
Я не мог в полной мере оценить проплывающие мимо берега, так как держал бабку
за бока, чтобы не вывалилась.
Доча смеялась страшно. А рядом пыталась допрыгнуть до каемки окна внучка.
Но тут уж я сразу обозначил границы. Извините, говорю, дескать, бабка, только
у меня не шесть рук. Никакого такого закона на свете не имеется, чтобы двоих
попутчиков зараз держать.
Ладно. Плывем дальше.
—Ой, да это же теплоход. С Москвы самой идет, - задорно кричит бабка.
—Может и с Москвы, мрачно говорю я, только в шестом иллюминаторе с правого бока
товарищ пассажир недобро на вас посмотрел. —Недобро? – переспрашивает бабка. – А мы ему тоже помашем.
И машет.
Доча смеется страшно.
После Рыбинска нас подхватили пятеро подростков.
Четверо , две пары, издевались над пятым. Просили его читать притчи или петь.
Доча заливисто смеялась.
Я молчал.
В Пошехонье нас взял москвич.
—Ну, ну, ну, не люблю я ее! Ну можешь ты это понять? – страшно кричит
он. Ну ответь – я ваще имею право не любить жену???
Я молчу.
—А люблю я вот ее, пошехонскую, - продолжал водитель. Она и ребеночка
мне родила….Каждые выходные вот мотаюсь.
—Ты вообще слушаешь? – спрашивает водитель перед последним поворотом.
Ну ответь уже.
—Я ваще вас не понимаю, - в тон ему отвечаю.
Дочу я отвожу в Киров к теще. И, впервые за мою жизнь, в Кирове случается жаркая
погода. Вместе с двумя дочками мы идем купаться на Вятку..
И вот уже всё: я привел дочек к теще, а сам сижу и проверяю почту перед поездом.
Тут-то все и случается.
Доча берет автоматическую игрушку, играющую музыку. И начинает проигрывать
одну и ту же мелодию.
На четвертый раз я оборачиваюсь…. И…и… вижу слезы горошинами, прорезавшие
тонкие дорожки по детскому лицу. Это она молчит и глотает их, стараясь не всхлипывать.
—Доченька, солнышко,.. – начинаю я.
Она плачет страшно.
—Папочка, миленький, не уезжай. Ну пожалуйста, не уезжай! - всхлипывает
Яська.
Испуганная, ничего не понимающая, начинает плакать и Младшая. —Дочка, да всего на две недели, - говорю я.
—ААА, - кричит Доча, - па-а-а-пка… Папа. Ну пожалуйста.
Паааааапа!!!!
—Дочка, я же ведь тоже живой человек, - говорю, а у самого слезы и голос
дрожит. Ну я ведь я тоже… живой.
Теща буквально отрывала от меня ревущую Дочу.
Мрачный, я брел к вокзалу. Перед взором была плачущая дочка, до конца рвущаяся
ко мне.
Мы с женой разводились.
|